Новости
09.05.2023
с Днём Победы!
07.03.2023
Поздравляем с Международным женским днем!
23.02.2023
Поздравляем с Днем защитника Отечества!
Оплата онлайн
При оплате онлайн будет
удержана комиссия 3,5-5,5%








Способ оплаты:

С банковской карты (3,5%)
Сбербанк онлайн (3,5%)
Со счета в Яндекс.Деньгах (5,5%)
Наличными через терминал (3,5%)

РАССКАЗ ПРОТОИЕРЕЯ АЛЕКСАНДРА ШАНТАЕВА «ЗЛАЯ НЕВЕСТА» В КОНТЕКСТЕ ПРИХОДСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XXI ВЕКА

Авторы:
Город:
Москва
ВУЗ:
Дата:
03 июня 2016г.

Приходская проза – уникальное и пока малоизученное явление российского современного литературного процесса. Ее возникновение и развитие тесно связано с историческими и культурными реалиями последних десятилетий. Важную роль в данном случае играет активная работа государства и общества, направленная на воссоздание и открытие православных храмов, возрождение богослужений и деятельности церковных общин как в городе, так и в сельской местности.

Среди наиболее известных авторов, чье творчество можно отнести к приходской прозе, следует назвать Александра Авдюгина, Александра Шантаева, Ярослава Шипова, Александра Дьяченко, Алексея Лисняка, Савву Михалевича; каждый из этих писателей является носителем священного сана Русской православной церкви. Следует отметить, что почвой для создания приходской литературы является уникальный пастырский опыт современного священнослужителя, направленного в свое время в глубинку из города для возрождения церковной общины. Знакомство с укладом деревенской жизни, сельскими людьми, их обычаями, характерами, судьбами, – все это находит отражение в очерках и рассказах современных православных писателей. Кроме того, событийный ряд многих произведений, относящихся к данному жанру, включает в себя сакрально-обрядовый комплекс, основанный на изображении регулярно совершаемых  богослужений и треб, среди которых  основное место занимают таинства и обряды предсмертного и посмертного циклов. К первым относятся исповедь, причащение, соборование; ко вторым – отпевание, совершаемое в храме или на дому.

Несмотря на то, что во многих очерках и рассказах основной акцент делается на обрядовых действиях, следует признать первостепенную обращенность приходской прозы непосредственно к человеку, а точнее к его взаимоотношениям с Творцом. Наиболее полно и глубоко специфика метафизической взаимосвязи в аспекте Бог/ человек раскрывается при изображении церковных таинств, связанных со смертью или приготовлением к ней.

Изображение сакральных действий предсмертного цикла помогает наиболее тонко почувствовать духовное состояние человека, активно участвующего в совершаемых таинствах. В произведениях, изображающих исповедь и причащение умирающего, возникают мотивы покаяния, глубокого самоанализа, критического отношения к прожитой жизни. В редких случаях автор показывает враждебную реакцию по отношению к Богу и Церкви, что отражено в рассказе А. Шантаева «Визит к колдунье».

Изображение обрядов посмертного цикла в произведениях приходских священников является не столь продуктивными в плане раскрытия метафизической сути взаимоотношений умершего человека с Богом. В данном контексте усопший становится объектом сакральных действий, принимая в них пассивное участие. На первый план здесь выходит молитва о покойном, которую совершает священник и родственники новопреставленного.

Согласно христианским канонам после смерти человека на земле остается лишь тело, а душа покойного обитает в Вечности, где и решается ее дальнейшая судьба, однако многие писатели-священники, прибегая к интуиции, опыту и наблюдениям, пытаются в процессе совершения обрядовых действий сделать вывод о состоянии души отпеваемого, находящейся за пределами земной реальности.

В ряде случаев при совершении отпевания священник не может уйти от гнетущего чувства, свидетельствующего, с его точки зрения, о глубокой метафизической разобщенности человека с Богом. Речь идет о сомнениях в благополучном решении загробной судьбы новопреставленного, при этом возникает ощущение некой враждебности в отношениях между Богом и усопшим. Сам повествователь оказывается в ситуации неразрешенного конфликта: он и обязан совершить требу, но и сомневается в ее необходимости.

Подобную ситуацию можно обнаружить в рассказе А. Шантаева «Злая невеста», повествующем о надомном отпевании погибшей в автокатастрофе девушки. Заглавие произведения отражает народный обычай хоронить незамужних молодых женщин в платье невесты.

Анализ рассказа отражает внутренние переживания повествователя, которые раскрываются  благодаря следующим аспектам:

-   портретному;

-   номинативному;

-   социальному;

-   временному.

Портретный уровень связан с внешним обликом новопреставленной. Вглядываясь в облик покойной, повествователь отмечает: «мне определенно виделось, что ее лицо приняло выражение еле сдерживаемой ярости: правильные черты превратились в злобную маску, капризную и ненавидящую, тем  более жуткую, что она воспринималась последним посланием с того света» [1, c. 31].

Важную роль для раскрытия авторской позиции играет и мотив именования. Покойная девушка является обладательницей специфического имени, которого нет в святцах, – Снежанна. С большим трудом родственникам удается вспомнить имя, данное ей при крещении (Елена), которое становится своеобразной связующей нитью между ней и ее небесной покровительницей. Здесь можно отметить присутствие мотивов забвения, сакральной незащищенности и богооставленности.

Социальный аспект определяет характер взаимоотношений священника с родными и друзьями покойной. В этом плане следует выделить два уровня: внешний и внутренний (метафизический), основанный на субъективном восприятии повествователем окружающей обстановки и людей. В первом случае очевидного противостояния не наблюдается: священник, приглашенный в дом родственниками умершей, совершает требу в соответствии с церковными канонами. Однако на метафизическом уровне очевиден достаточно острый конфликт. Он связан с ощущением отсутствия сопричастности общества совершаемой молитве, что делает обряд ненужным, а положение священника во многом искусственным. В рассказе ярко выражены мотивы отчуждения, равнодушия, «дежурности» обрядовых действий: «… все молча, не шушукаясь, стоят сзади и ожидают начала «ритуала», непременная часть которого – я сам – в сущности человек бесконечно чужой и посторонний, которому приходится служебно и дежурно пропевать стихи заупокойного канона и возглашать «вечную память» [1, c. 29].

При описании атмосферы дома, в котором совершается отпевание, в тексте произведения наблюдается ряд специфических мотивов, среди которых можно выделить мотивы духоты и дурного запаха, на символическом уровне отражающий атмосферу, царящую в жилище: «У крыльца тяжело, нехорошо и от настроения людей, и от запахов, вяжущих ноздри: с веранды тянет поминальными закусками, копченой колбасой, рыбой и луком, да еще вокруг, прямо на полу, в вазах, в ведрах и охапками на скамьях млеют на жаре цветы, от них к столу и обратно перелетают мухи и пчелы [1, c. 28]. Далее автор выходит на уровень обобщения, подчеркивая, что подобная предпохоронная атмосфера вполне соответствуют духу времени: «Похороны обставлены выпивкой и закуской, спешной готовкой, наваристыми щами и компотами, и кухонные пары противоестественно, до дурноты, мешаются с формалиновым духом, сливаются с приторной, волглой атмосферой комнаты, где лежит покойник» [1, c. 29].

Наряду с мотивами обонятельного комплекса в тексте произведения возникают специфические звуковые образы, для описания которых повествователь использует эмоционально окрашенные выражения, например: «трубное зывывание оркестра», «нехороший вой трагического хора полных накрашенных женщин» и т.д. В общем многоголосье предпохоронной суеты теряются и звуки молитвы. Исполнение требы воспринимается окружающими как часть общей суетливой какофонии, при этом священник «не менее получаса бормочет и тянет по возможностям слуха и голоса нечто непонятное» [1, c.29]. Наивысшей точкой звукового и эмоционального накала можно считать рыдания матери покойной на кладбище, в которых скорбь перерастает в состояние крайней агрессии и безумия: «… и примется выть, биться и причитать, то и дело переходя на отборный мат. Будет обвинять и проклинать до исступления, до сухих, острых, как бритвы, слез» [1, c. 30].

Обращение к временному пласту произведения также усиливает антагонистический аспект восприятия обряда повествователем-священником, по подсчетам которого роковая авария, жертвой которой стала девушка, пришлась на Страстную пятницу – наиболее страшное в сакральном смысле время в церковном календаре. Писатель сначала теряется в догадках: случайное ли это совпадение или проявление Промысла Создателя? Однако в финале произведения отмечает: «Дальше я решил оставить размышления – один Бог ведает…» [1, c. 31].

Таким образом, рассказ протоиерея Александра Шантаева «Злая невеста» раскрывает как особенности современной приходской литературы, так и отражает специфику творчества писателя, изображающего сложный и противоречивый путь приобщения русского человека к истокам и духовным традициям предков.

 

Список литературы

1. Шантаев А., протоиерей. Асина память. Рассказы из российской глубинки. – М.: Издательский дом«Никея», 2015. – 256 с.