Новости
09.05.2023
с Днём Победы!
07.03.2023
Поздравляем с Международным женским днем!
23.02.2023
Поздравляем с Днем защитника Отечества!
Оплата онлайн
При оплате онлайн будет
удержана комиссия 3,5-5,5%








Способ оплаты:

С банковской карты (3,5%)
Сбербанк онлайн (3,5%)
Со счета в Яндекс.Деньгах (5,5%)
Наличными через терминал (3,5%)

ДУАЛИЗМ ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ В ТВОРЧЕСТВЕ М. ГОРЬКОГО

Авторы:
Город:
Пятигорск
ВУЗ:
Дата:
25 марта 2018г.

В духе времени горьковское отношение к женщине парадоксально формируют противоречивые начала, – романтико-христианское, целомудренное и реалистично-языческое, чувственное. Проблема пола должна, по Горькому, разрешиться "великой любовью к людям" [2:1:87], так, горьковская диалектика блуднического и целомудренного наглядно представлена в "Старухе Изергиль": от падшести целомудрия (Ларра) через целомудрие падшести (Изергиль) к великой любви (Данко). Горьковская диалектика целомудрия-блудничества вполне согласуется с декадансно-ренессансным характером эпохи – Сокол взлетает к Небу благодаря падению... (см. «Песня о Соколе»). Горький вместе с эпохой [3] пытается синтезировать христианские и языческие ценности в новую культуру [4], поэтому критикуются прежде всего запреты, препятствующие началу этого синтеза; полемика ведется с традиционными запретами на плотскую любовь, представляющуюся Горькому не столько грехом, сколько "праздником сердца", "чистой наготой" [2:9:119,152]. Аскетизм оказывается не меньшим грехом, чем сладострастие. Горький, уважая и добродетель, и порок, презирает ханжество, особенно – русской официальной церкви, в противовес которой выдвигается языческое чувство пола, идея матери-земли. Через утверждение, в противовес "старым" ценностям, кровного, инцестуозно-языческого родства с землей Горький пробивается к культуре сверхчеловека: "…хочется петь хвалебную песню земле, чтоб она, опьянев от похвал, еще более щедро развернула богатства свои, показала бы красоту свою, возбужденная любовью одного из своих созданий – человека, который любит землю, как женщину, и охвачен желанием оплодотворить ее новою красотою" [2:7:157]. Праведникам-моралистам Горький не устает на романтический манер повторять, что "и во грехе польза бывает" [2:7:57], что нагота чиста, как Бог. Именно взаимодействие духовно-христианского (романтического) и телесно-языческого (реалистического) начал определяет у Горького отношение к женщине. Контраст романтики духа и реализма плоти порождает проблему сочетания "Бога и половых органов" [2:12:58], которая, в общем контексте этой "фаллической" [2:87] эпохи, может быть поставлена следующим образом: "И в темноте он слышал ее шепот: "И это – все? Для всех – одно: для поэтов, извозчиков, собак?" – "Послушай, – говорил Клим. – Ты – декадентка. Это у тебя – болезненное…" – "Но, Клим, не может быть, чтоб ради этого погибали Ромео, Вертеры, Ортисы, Юлия и Манон!" [2:11:476]. Такого рода фундаментальные божественное и половое начала обусловливают амбивалентность горьковской героини.

Утверждение равноправия духа и плоти приводит Горького к культу Матери, имеющему архаические корни. По Горькому, древнее поклонение женщине (матриархат) связано прежде всего с ее способностью к деторождению, воспринимавшемуся мужчиной мистически. Женщина оказывается родоначальницей культуры, победительницей смерти, вечно-порождающей стихией, что и вызывает горьковские гимны Матери. Горьковские славословия женщине отчасти объясняются униженностью, порабощенностью Евы в современном мире; сам Горький эволюционирует от брезгливо-ницшеанских советов идти к женщине с плеткой до сакрализации Матери, причем наиболее характерно для писателя преклонение перед женственностью, сопровождаемое критикой мужского насилия. Горький пытается вернуть женщине ее первоначальное значение всечеловеческой матери, возбудителя культуры. Материнская стихия совмещает, по Горькому, христианско-романтичные и язычески-реалистичные тенденции, "Бога и половые органы"; женщина, именно в силу своей природы, нравственно двойственна, так что ей можно вынести и обвинительный, и оправдательный приговоры. В целом Горький склонен выносить женщине приговор оправдательный, требовать "прежде всего – уважения, даже к тем, которые продаются" [2:11:252], поскольку в любой женщине хотя бы потенциально заключена материнская, прогрессивная стихия.

Божественное и половое начала, о которых пишет Горький, неоднозначно сказываются в образе Богоматери (непорочное зачатие Горький считает "пассивным романтизмом", цинично-ханжеским вымыслом). Богородица у писателя соотносится с образом целомудренной блудницы, так, горьковский священник сочиняет стихи на тему вожделения Девы Марии к дьяволу: "У него, в стихах, Богоматерь, беседуя с дьяволом, упрекает его: "Зачем ты предал меня слабому Адаму, когда я была Евой, – зачем? Ведь, с тобою живя, я бы землю ангелами заселила!" [2:11:415]. Бог и пол оказываются сторонами одной монеты: "Блудите, блудите – а потом Бог! Коли Бог – так не блуди…" – "Ой! – беспокойно воскликнула женщина. – Что это? Кто же будет о Боге помнить, как не грешные?" [2:3:90]; за половым актом следует молитва: "Застегнув кофту, она сказала: "Скоро, чать, к обедне ударят… Пойду, надо помолиться Богородице" [2:7:116]; мысль о Боге сменяется мыслью о постели: "В церкви отдыхаешь душой от всякой суеты…" Помолчала и добавила: "Конечно и другой интерес есть – мужчины видят" [2:5:48]; падшая женщина яростно отстаивает свое право на самоидентификацию с Девой Марией: "Я – в Бога верую, я – не похабница, я над Пресвятой Богородицей не смеялась!" [2:5:374] и даже может поставить себя, благодаря своей материнской жертвенности (проституирование ради спасения детей от голода и блуда), нравственно выше Бога: "Не виновата я Богу! Не простит – не надо; простит – сама не забуду, да! В аду – не хуже! Там детей не будет со мной!" [2:5:97]. Горький безусловно признает веру женщины простого звания в Богоматерь, сложнее дело обстоит в случае с блудницей из высших классов, для которой идея Бога необходима, на первый взгляд, только для ханжеского прикрытия своего блуда: "И, мечтательно подняв глаза кверху, она добавила с уверенностью: "Он – все простит. Он – милостив". – "Только затем Он вам и нужен, чтобы было у кого прощенья просить, – зло подумал Илья и вспомнил: Олимпиада <блудница- простолюдинка. – И.Б.> молилась долго и молча" [2:3:211]. Однако и "знатная" блудница сохраняет внутреннюю связь с Богоматерью благодаря своей женской стихии; любая женщина является, по Горькому, хотя бы в какой-нибудь степени Богоматерью.

Двойственность горьковского образа Богоматери, снова ставшей Евой, определяется, как и у многих других, дифференциацией тела и души: как правило, проституирует тело, а душа остается целомудренной. Женщина, проституирующая телом, но целомудренная душой, сродни религиозной проститутке, ее блуд стихийно-принципиален, обусловлен свободой духа, так, босячка Мальва говорит косному крестьянину: "Вкусна я, да не про тебя. А и никем я не купленная <…> Живу сама про себя…" [2:1:379]; героиня итальянской сказки отвечает на предложение продаться: "…я люблю мое тело и не могу оскорбить его!" <…> – "Но – ведь ты не отказываешь другим!" – "Своим, и – когда хочу…" – "Э, что такое – свои?" Она знала это: "Люди, среди которых выросла моя душа и которые понимают ее…" [2:8:83]. Признаком проститутки с целомудренной душой служит способность бескорыстно любить. Любящая Капитолина пишет Коновалову: "Если бы ты только сжалился надо мной, то я после выключки стала бы с тобой, как собака твоя. <…> Когда ты был у меня, я плакала, что принуждена так жить, хотя я тебе этого не сказала" [2:1:181]. Более того, бескорыстная любовь проститутки представляется Горькому едва ли не самым драгоценным, что есть в мире: "Наташа <проститутка из рассказа "Однажды осенью"> уже уговаривала меня: "Ну, полно, миленький, не реви!" <…> И все целовала меня. Много, без счета, горячо… Это были первые женские поцелуи, преподнесенные мне жизнью, и это были лучшие поцелуи, ибо все последующие страшно дорого стояли и почти ничего не давали мне" [2:1:163]. Только в публичном доме любовь, когда она бескорыстно-душевна, способна раскрыться в полную мощь, и права "романтичная" проститутка Настя, утверждающая в пьесе "На дне": "Разве… разве вы можете понимать… любовь? Настоящую любовь? А у меня – была она… настоящая!" [2:15:135]. Двойственность падшей женщины может сохраняться и при наличии у нее корыстных целей, так, об одной из своих случайных корыстных любовниц Самгин беззлобно думает: "Что же, она, в сущности, неплохая девушка. Возможно – накопит денег, найдет мужа, откроет маленький ресторан, как та, в очках" [2:14:102]. И корыстно, и бескорыстно любящие женщины так или иначе оказываются у Горького двойственными. Мало зависит двойственность женского характера и от социальной принадлежности (могут меняться только акценты: богатая блудница обнаруживает на фоне чистоплотности порочность души), так, простолюдинка заявляет: "Не смотри, что я гулящая! И в грязи человек бывает чище того, кто в шелках гуляет…" [2:2:169], но и гуляющая в шелках, богатая "вавилонская блудница", которая "ангелом нарядилась" [2:2:112-113], любить умеет, как это доказывает Фоме Гордееву Софья Медынская. И на улице, и во дворце женщины, по Горькому, одинаково причастны "святому греху".

Аналогично женщине амбивалентен и горьковский герой, впитавший с молоком матери способность женственно-романтично (а не только физиологически) любить. Падший девственник испытывает двойственные чувства – "ощущение утраты чего-то очень ценного, но такого, присутствие чего он как бы не замечал в себе до момента утраты… И тотчас же в нем явилось новое мужественное чувство гордости собою" [2:2:61]. Блуд горьковского босяка – Дон Жуана обусловливается, как у женщины-стихии, тем, что "надо же ему растратить богатства души своей!" [2:7:324]. Нравственная двойственность героя мало зависит от социальных различий: "Иногда, сидя у Лизы, Павел вспоминал жену: <…> он холодел и со стыдом упрекал себя: "Развитой человек и тому подобное. Обличаешь буржуазный разврат, а сам – вот оно…" [2:4:364]. Самая любовь к женщине способна воздействовать на мужчину неоднозначно: "Являясь для больного душою сильным ядом, для здорового любовь – как огонь железу, которое хочет быть сталью…" [2:2:65].

Женщина призвана, опираясь на романтику духа и реализм плоти, породить новую культуру, сверхчеловека, а в современной ситуации, утверждает Горький, "ни в добром, ни в худом человек не весь! <…> то есть ежели и плох человек – есть в нем свое хорошее, ежели и хорош – имеет в себе плохое… Души у нас у всех одинаково пестрые… у всех!" [2:3:233].

Таким образом, дуализм женских образов, совмещая гуманизм и ницшеанство, включается у Горького в широкий эпохальный контекст, предполагающий в конечном итоге, благодаря синтезу романтико-«христианского» и реалистично-«языческого» начал, «Бога и половых органов» тотальное преображение человека и мира.

 

Список литературы

 

1.        Гайденко П. Соблазн "святой плоти": (Сергей Соловьев и русский серебряный век) // Вопросы литературы. М.,1996. №4. С.72-127.

2.        Горький М. Собрание сочинений в 16 томах. М.,1979.

3.        Петренко А.Ф. Русская литература II половины XX века: темы и персоналии. Пятигорск, 2006. 326 с.

4.        Федотова И.Б. Функционально-рациональный подход в историко-педагогических исследованиях // Вестник пятигорского государственного лингвистического университета. 2011. № 3. С. 294-299.