25 сентября 2016г.
Аннотация
Бернар Дюгаиян (1535-1610) был одним из французских историков-эрудитов, наследие которого краине интересно для современных исследователеи по причине появления в его трудах важных положении о переходе от Античности к Средневековью и формирования взглядов на историю королевства франков. Он одним из первых, а, вероятно, и первыи из французских гуманистов, обратил внимание на то, что переход от позднеи Античности к раннему Средневековью достоин самостоятельного внимания, что его не нужно рассматривать как период преобладания варварства над римскои цивилизации, как это делали Леонардо Бруни и другие итальянские гуманисты и их последователи во Франции. В статье показывается, в каком смысле исторические сочинения Дюгаияна могут быть интересны современным историкам, потому что он ввел в отношение к Средним векам понимание важности самого процесса перехода от античности к Средневековью, в рамках которого происходил синтез римского и варварского образов жизни. Более того, он превратил период распада власти в западнои Римскои империи во время, которое достоино изучения потому, что в рамках его создавались новые формы правления, варварские королевства, но создавались они не в пустоте, а с учетом влияния Римскои империи и, самое главное, римскои провинциальнои администрации.
История раннего Нового времени, история Средних веков, историография
Abstract.
Bernard De Girard, Sieur Du Haillan (1535-1610) was one of the French erudite historians whose heritage is still relevant and important for scholars of Late Antiquity and the early Middle Ages. Despite the fact that his works were written more than five centuries ago, they are still interesting because they address the question of the interrelationship between Roman and barbarian civilizations in the context of the Roman diocese of Gaul. He may have been one of the first French historians (or, perhaps, the first one), who emphasized the connections between Roman Gaul, barbarians on its borders and within, and the Roman administration. In fact, by mitigating the picture of the fifth century as that which did not know mass migrations and serious conflict between Roman and barbarian civilization. He turned the fifth century into a period which was worth studying because he emphasized the process of synthesis between Roman civilization, provincial culture and barbarian society.
Early modern history, medieval history, historiography
Процесс развития исторического знания в эпоху раннего Нового времени традиционно рассматривается в контексте появления и формирования новых аспектов исторического мировоззрения, в котором живо отразились попытки историков гуманистического направления оживить образ Античности и позаимствовать из ее культуры и общественнои организации образцы, позволяющие оценить современное им общество. Именно тогда были выработаны представления об историзме и анахронизме, позволяющие рассматривать каждыи период истории как особыи и отделять один от другого четкими хронологическими рамками.[3, p. 143] Начиная с Петрарки образованные люди в Италии, а затем и во всеи Европе стали чувствовать существенное отличие Античности и Средневековья от современного им периода.[3, pp. 21-25] Появились новые представления о смысле римскои истории в позднеи Античности, о причинах распада Римскои империи на Западе и о столкновении средиземноморскои и варварскои культур. Данные вопросы интересны не только узким специалистам, но и всем историкам, интересующимся, как в раннее Новое время формировался новыи образ Европы и европеискои истории, и в рамках историческои науки появлялись представления о раннем Средневековье как о времени, способствовавшем рецепции средиземноморских традиции в обществе, в котором римское провинциальное начало тесно переплеталось с началом варварским. В работах историков того времени были очень сильны региональные тенденции, приведшие к тому, что в каждом из европеиских политических образовании, Священнои Римскои империи, королевствах Франция и Англия, создалось свое видение средневековои истории. Объединявшеи эти различные направления темои был переход от Античности к Средневековью, но одновременно, именно он стал полем для серьезных дискуссии, явившихся следствием проявления зарождающегося национального самосознания.
Труд французского историка-эрудита XVI в. Дюгаияна представляет собои интересную ступень развития историческои науки в раннее Новое время.[35; 36] В большинстве работ предшествовавших периодов мы наблюдаем достаточно традиционную для хроник и исторических сочинении структуру. Фактически, и сочинения Паоло Эмилио и других историков представляли собои последовательное изложение событии в духе всемирных хроник. Однако у Дюгаияна мы наидем как минимум два сочинения, которые были построены по совершенно иному принципу.[6; 5] Это были эссе в свободнои форме, которые, тем не менее, по своеи сути были именно историческими сочинениями, а не философскими трактатами или полемическими памфлетами. Более того, охват исторических событии в них был очень широк, потому что автор свободно переключался с Меровингов на Капетингов, с VI в. на IX или XI в., при этом делая обобщения о характере власти у франков по сравнению с другими группами варваров, создавшими свои королевства на территории бывшеи западно-римскои империи, о принципах объединения королевства или его распада. По сути своеи это был трактат, написанныи в духе «Рассуждении о первои декаде Тита Ливия» Макиавелли, поскольку его автор попытался выявить общие принципы, лежавшие в основе истории средневекового общества в целом и Франции в частности. Более того, в сочинении Дюгаияна было очень много от «этнографических» по сути трактатов, которые были написаны представителями, в первую очередь, Венеции, и ставили перед собои цель широко описать устроиство, например, королевства Франция.
Сочинение Дюгаияна может интересовать историков по разным причинам, в том числе и потому, что он внес в нарратив по истории Франции ряд тем, позволивших анализировать исторические события в контексте общественнои мысли раннего Нового времени. Однако в настоящеи статье хотелось бы обратить внимание только на одну из них, ставшеи важнои для многих, если не всех историков эпохи Возрождения. Начало Средневековья интересовало по причине его важности для понимания существенных особенностеи общества раннего Нового времени. Начиная с первых работ эпохи гуманизма, в частности «Истории Флоренции» Леонардо Бруни и «Восстановленного Рима» Флавио Бьондо, в которых делались попытки определить Средневековье как период упадка, а Возрождение как время восстановления ценностеи и культуры Античности, историки стали выносить очень резкие оценочные суждения в том, что касалось раннего Средневековья. Это было вызвано тем, что именно от даннои оценки зависело отношение к исчезновению структур власти Римскои империи на Западе, и, соответственно, к Средневековью как к периоду темноты и варварства или же времени, в котором отразились еще тенденции Позднеи Античности. Для Бруни, как уже было упомянуто, вторжение варваров имело драматическии характер, но среди причин неудач он называл как слишком сильное влияние Восточно-римскои империи, будущеи Византии, которая оттянула на себя важнеишие ресурсы, так и внутренние причины, связанные с разделением императорскои власти на разные функции еще в период принципата. Однако отношение последующих историков как итальянского происхождения, так и заальпииских, к периоду перехода от Позднеи Античности к раннему Средневековью нуждается в исследовании.
Среди французских историков тема раннего Средневековья приобрела назидательныи, дидактическии характер. Паоло Эмилио, гуманист из Вероны, которыи первым попытался написать историю средневековои Франции по-новому, вполне в духе традиции итальянского гуманизма остался верным текстам известных еще в Средние Века источников. Но уже в работах, написанных в XVI–XVII вв., первые столетия существования королевства франков получили прямо противопоположные оценки. Практически все историки так или иначе затрагивали вопросы реструктурирования римскои власти в провинциях, постепенного переноса в последние центра тяжести и возникновения совершенно новых альянсов между римскими командирами и знатью варварских солдатских сообществ, находившихся на территории Римскои империи как в качестве солдат римскои армии или федератов, так и за ее пределами в качестве союзников.
В плане исследования новизны трактовок перехода от позднеантичнои Галлии к Галлии раннесредневековои именно сочинения Бернара Дюгаияна представляют интерес, так как этот историк явился фактически первым автором полноценнои истории Франции, представив развернутое нарративное сочинение с глубоким анализом, пусть и в слишком близких беллетристике темах. Вполне в духе гуманистическои традиции Дюгаиян, обращаясь к истории королевства франков, развивал моральные суждения в отношении современнои ему французскои истории. В этом он значительно отличался от Паоло Эмилио, братьев Дю Тилле и Этьена Паскье, для которых погодная передача канвы исторических событии была первична. В частности, проблема единства и разделов королевства, проблема смены династии и многие другие вопросы использовались Дюгаияном для того, чтобы подчеркнуть моральныи аспект власти современнои ему Франции. Практически в том же ключе, как некоторые из итальянских гуманистов, Дюгаиян создал не столько хронологическое повествование об истории Франции, сколько своеобразную диссертацию, темои которои были состояние и успехи французскои монархии. Рисуя широкими мазками историю королевства франков при Меровингах и последовавших за ними Каролингах, он на самом деле создал концептуальное и цельное сочинение, в котором помимо гордости за франкское королевство выстраивается также концепция перехода от Античности к Средневековью.[6, p. 3-4]
Однако вполне естественно, что видение истории V-VI вв. у французских авторов должно было отличаться от тех концепции, которые были созданы итальянскими гуманистами, писавшими об истории Италии, т. е. Бруни, Бьондо и другими. Эти отличия были связаны, прежде всего, с оценкои, во-первых, характера Римскои империи в последние столетия перед ее распадом на Западе, и, во-вторых, интенсивности и последствии варварских вторжении. Леонардо Бруни именно вторжению готов приписывал изменения, произошедшие на Западе Римскои империи, но до последнего года ее существования он говорил о единстве империи и о ее разделе как о замысле Нервы, двенадцатого императора после Цезаря.[2, Fol. b2v-b3r] Флавио Бьондо, в свою очередь, уточнил этот тезис, поместив начало проблем Рима в эпоху гражданских воин и увязав их с угнетением городских свобод. Он соединил идею империи с христианским универсализмом, что возможно объясняется его положением при папскои курии.[18, с. 285-286; 4, p. 82] В своеи истории королевства франков Паоло Эмилио, веронскии историк на службе у короля Франции, стремился показать преемственность власти Римскои империи в Галлии в V в.[8, p. 7] Этьен Пакье (Паскье), известныи современным исследователям тем, что развил тему галлов и Галлии, не стремился показать особые отношения между Римскои империеи и франками, потому что его интересовали в первую очередь галло-римляне.[17] Исследователи называли его «изобретателем галльского начала».[26] У Жана Дю Тилле, которого современные исследователи считают одним из первых историков, обративших внимание на конституционные, правовые и ритуальные основы франкского королевства, описание становления власти франкских королеи зависит от Дюгаияна, но не привносит ничего нового в оценку событии V в.[7; 10, p. 42] Информация у Пакье (Паскье) и последующих историков тоже опирается на Дюгаияна. Однако в середине XVI в. отношение к истории раннего Средневековья стало меняться, поскольку историки из регионов к северу от Альп постепенно отходили от парадигм исторического знания, в рамках которых итальянские гуманисты говорили о единстве Средиземноморья, о варварах и о Византии как одновременно союзнике и сопернике.
Настоящая разработка тем по истории раннего Средневековья началась во второи половине XVI в. Перелом произошел в трудах нескольких историков, для которых процесс перехода от Позднеи Античности к Средневековью стал актуальным. Сочинения Бернара Дюгаияна занимают важное место поскольку демонстрируют новые формы организации исторического материала. Они появились, когда, с однои стороны, созданные еще в период расцвета гуманизма представления приобрели широкое распространение, а с другои стороны, в королевствах Европы к северу от Альп образованные люди начали пересматривать созданные ранее видения истории и вносить в них новые веяния. Именно у Дюгаияна традиционные тропы повествования о раннесредневекои истории вдруг стали приобретать иное звучание и в нарративе появились новые, подчас не до конца подтвержденные источниками тенденции, которые показали ведущуюся среди образованного сообщества Франции и Европы активную работу по переосмыслению раннесредневекового периода. Несмотря на то, что многие концепции и представления были просто неверны, они создали, как нам представляется, критическую массу нарратива, которыи помог осмыслить события и наити причинно-следственную взаимосвязь в процессе перехода от Позднеи Античности к раннему Средневековью. Думается, что именно в движении от хроники к повествованию, в котором оценки были подчинены не задаче точнои передачи предшествующих исторических сочинении, а созданию понятнои концепции, даже в ущерб историческому факту, и была главная заслуга Дюгаияна.
Особого внимания заслуживает его концепция проникновения франков на территорию римского диоцеза Галлия в V в. н. э. Этот период получил значительное внимание со стороны современных исследователеи, которые отметили его важность для понимания формирования средневекового общества и системы власти, и в частности для понимания истории королевства франков. Историками было показано, что это был тот период, когда в Галлии, с однои стороны, были заложены сттуртуры власти, которые позволили галло-римскому укладу просуществовать даже когда Римская империя пала на Западе, а с другои стороны, что это было время, когда произошел поворот от ориентации на Средиземноморье к ориентации на север, к регионам, где был силен варварскии элемент.[24; 25] Более того, в Галлии этот период, а особенно в ее севернои части, сложилась особая ситуация, когда отдельные командиры из франков, имевшие связь с римскои администрациеи но не всегда находившие с неи общии язык, все-таки смогли наити точки соприкосновения с представителями провинциальнои администрации, с галло-римским населением, с франкскими солдатами-федератами и со свободными франками, не связанными с Римскои империеи.[1; 27, p. 162; 30, p. 286; 28, p. 4; 29, p. 111- 136; 15; 12, pp. 169-176; 19; 20; 21; 32; 23, p. 187; 33; 34] Именно в этом вопросе Дюгаиян, как нам представляется, в наибольшеи степени отошел от источников, создав взамен очень цельную в дидактическом смысле концепцию. В частности, он предположил, что взаимодеиствие франков с властями Римскои империи строились на принципе соперничества и противоборства.[5, Fol. A3r] А именно, то время, в которое франки еще не существовали в качестве единои силы, он описал как период, когда они дважды пытались вторгнуться в пределы Галлии, но дважды были отбиты и вернулись обратно в свои земли за Реином. Эту часть своего повествования Дюгаиян возможно написал опираясь на сообщение Орозия, пересказанного своими словами Григорием Турским о том, что «Стилихон, собрав племена, победил франков, перешел Реин, прошел Галлию и дошел до Пиренеев» (Stilico, congregatis gentibus, Francos proteret, Rhenum transit, Gallias pervagatur et ad Pyrenius usque perlabitur).[11, Lib. 2. Cap. 9] В этом пассаже и в его переложении Дюгаияном речь идет о попытках Стилихона, командующего воисками Западно-Римскои империи, утвердиться на Западе и подтвердить свою власть. Этот сюжет получил значительное внимание со стороны современных историков, которые признали, что выявить объективную информацию о Стилихоне невозможно.[16, pp. 18-20; 31, с. 41, 137-138, 144; 9, p. 81] Сложно ответить однозначно, к Орозию или же к Григорию Турскому он обращался, но краине вероятно, что в качестве основы послужил именно пассаж из сочинения последнего. Однако в отличие от епископа Тура Дюгаиян построил свое повествование так, что деиствующим лицом выступал не Стилихон, а именно франки, которые вынуждены были в его изложении оставить свои планы по проникновению в Галлию и расселению на территории этои провинции. Насколько эти планы реально существовали, мы не можем утверждать, и вполне вероятно, что они были не более чем выдумкои Дюгаияна. Но такая подача говорит о том, что французскии историк деиствительно пытался наити преемственность между Галлиеи Римскои и Галлиеи, в которои главную роль играли уже франки.
Описывая другие сюжеты из истории Галлии V в., Дюгаиян также позволял себе вносить определенные дополнения в повествования средневековых авторов, например, Григория Турского. В частности, он сообщает, что вскоре после описанных выше событии правитель франков Хлодион предпринял вторую попытку захватить Галлию. Однако она тоже закончилась неудачеи, поскольку Аэции, генерал императора Валентиниана III, смог отразить их нападение: «Quelque temps apres Clodion tenta de faire repasser par deca le Rhin aux Francs, mais Aetius seigneur Romain lieutenant general de l’empereur Valentinian en Gaule, les en empescha, non sans beaucoup de peine, bien qu’il fut le plus fort, car Clodion qui auoit deliberé de passer, le combattit sur le passage, et affoiblit grandement les forces des Romains en Gaule . . .».[5, Fol. A3v] Здесь речь идет об удачных, по сравнению с деиствиями Стилихона, попытках Аэция, римского полководца в Галлии, утвердить свою власть не только в своем диоцезе, но и в Западно-Римскои империи в целом.[13, pp. 5-7] Заметим, что в обоих случаях, неудачи франков Дюгаиян связывал с конкретными полководцами римскои армии, Стилихоном и Аэцием, таким образом смягчая негативную оценку слабости франков. Безусловно, информация о Фарамонде и Хлодионе была взята французским историком из «Хроники» Фредегара, которую он первым ввел в научныи оборот.
Современные историки считают, что период, описанныи Дюгаияном, был временем, о котором практически невозможно вынести каких-либо основательных суждении. Мнение историка в данном случае строилось не на известнои всем «Истории» Григория Турского. Оно также не повторяло в точности то, что было сказано у Фредегара, поскольку этот раннесредневековыи историк только упомянул франкских правителеи, живших до Хлодвига, практически ничего не рассказывая об их правлении. Фактически, Дюгаиян увязал проникновение франков в Галлию с формированием у них королевскои династии. Фактически, этот французскии историк стремился отодвинуть на более раннее время процесс создания королевства франков, считая, что уже в первои половине V в. сложились все предпосылки для его формирования.
Отметим, что в труде Дюгаияна внимание и интерес к V в. как к ключевому периоду истории королевства франков являются новаторскими. Его предшественники, опиравшиеся на Григория Турского, как правило описывали этот период как ряд разорванных и не связанных друг с другом эпизодов. Это было связано с особенностями мировосприятия епископа Тура, которыи стремился показать новизну франкского королевства и его разрыв с позднеантичными порядками, в рамках которых варварам отдавалось только право служить в качестве союзников-федератов или быть в римских легионах.[14; 22, p. 444] Известно, что Дюгаиян опирался на Фредегара, которыи деиствительно уделял больше внимания V веку. Однако у Фредегара мы не наидем попыток обрисовать цельную историческую картину V века, это относится как к варварским королевствам, так и к римскои империи. У Паоло Эмилио также нет представлении о V в. как о поворотном периоде. У него можно только увидеть чуть более глубокие оценки взаимоотношении между Римскои империеи и варварским миром, чем это было у других авторов. У братьев Дю Тиллет тоже не наблюдается особого интереса к этои теме. У Дюгаияна впервые в историческои науке появляется комплексныи подход к этому вопросу, что свидетельствует о большеи зрелости его научного мировоззрения.
В заключении можно отметить, что среди французских историков именно Дюгаиян впервые структурно выстроил свое повествование таким образом, что в нем просматривается очень сильная связь между Позднеи Античностью и ранним Средневековьем. В частности, период V в., которыи для средневековых авторов и для многих историков эпохи развития гуманизма не описывался как один нарратив, в его сочинениях приобрел статус самостоятельного периода, которыи можно и должно было описывать. Более того, в его истории королеи Франции сложилась четкая структура, в которои V в. стал своеобразным мостом между Римскои империеи и королевством франков, чего раньше не замечалось в воззрениях историков, писавших о Франции.
Рисуя в предисловии к своему сочинению «Об удаче и о добродетели Франции» картину начала истории королевства франков, Дюгаиян снова сделал ряд обобщении, которые интересным образом повлияли на создание общих представлении об истории франкского королевства. В частности, он писал о временах легендарного короля Меровея как о периоде, когда франки смогли победить гуннов при Каталаунских полях, смогли победить Теодериха Великого и затем захватить северную часть Галлии, города Санс, Париж, Орлеан.[5, Fol. 3v] Первыи факт верен, но второи и третии противоречат сообщению источников. Однако они были важны для Дюгаияна, чтобы закрыть вакуум в описании этого периода.
Таким образом, в сочинениях Бернара Дюгаияна мы можем отметить ряд моментов, которые отличают его мировоззрение от мировоззрения его предшественников и современников в отношении истории Средних веков. Он одним из первых, а, вероятно, и первыи из французских гуманистов, обратил внимание на то, что переход от позднеи
Античности к раннему Средневековью достоин самостоятельного внимания, что его не нужно рассматривать как период преобладания варварства над римскои цивилизации, как это делали Леонардо Бруни и другие итальянские гуманисты и их последователи во Франции. В этом смысле исторические сочинения Дюгаияна интересны современным историкам, потому что он ввел в отношение к Средним векам понимание важности самого процесса перехода от античности к Средневековью, в рамках которого происходил синтез римского и варварского образов жизни. Более того, он превратил период распада власти в западнои Римскои империи во время, которое достоино изучения потому, что в рамках его создавались новые формы правления, варварские королевства, но создавались они не в пустоте, а с учетом влияния Римскои империи и, самое главное, римскои провинциальнои администрации. Римская империя в его сочинениях обретала конкретныи смысл, абстрактная структура становилась людьми, которые, при ближаишем рассмотрении (Стилихон, Аэции и др.) оказывались по своему происхождению, статусу в Римскои империи и в ее социуме и месту в культурном пространстве приближетельно равными по статусу тем, кто впоследствии стал правителями королевства франков.
Список литературы
1. Bachrach B. Procopius and the chronology of Clovis’ reign // Viator. — 1971. — Vol. 1. — Pp. 21–32.
2. Bruni L. Historia fiorentina / trad. da D. Acciaiuoli. — Venice : Jacobus Rubeus, 1476.
3. Burke P. The Renaissance sense of the past. — London : Edward Arnold, 1969.
4. Delle Donne F. Le fasi redazionali e le concezioni della storia nelle Decadi di Biondo: tra storia particolare e generale, tra antica e moderna Roma // A new sense of the past: The scholarship of Biondo Flavio (1392-1463) / a cura di A. Mazzocco, M. Laureys. — Leuven : Leuven University Press, 2015. — Pp. 55–88. — (Supplementa Humanistica Lovaniensia ; 31).
5. Du Haillan B. d. G. De la fortune et vertu de la France. — Paris, 1570.
6. Du Haillan B. d. G. De l’estat et succez des affaires de France : oeuure contenant les choses plus singulieres & plus remarquables, aduenuës durant les regnes des rois de France, depuis Pharamo[n]d premier roy des Francs, Francons, ou Fra[n]çoys, iusques au roy Loys vnziesme : ensemble vne sommaire histoire des seigneurs, comtes, & ducs d’Aniou. — Paris : l’Huillier, 1570.
7. Du Tillet J. Recueil des Roys de France, leurs couronne et maison, Ensemble, le rengs des grands de France. — Paris : Chez Iaques du Puys, Libraire iuré en l’Uniuersité de Paris, 1578. — 471 p.
8. Emilio P. De rebus gestibus francorum. — Paris : Lodocus Badicus, 1559. — 439 p. 13
9. Fletcher D. T. The death of Stilicho: A study of interpretations: PhD thesis / Fletcher David Thomas. — Bloomington : Indiana University, 2004.
10. Giesey R. E. Inaugural aspects of French royal ceremonials // Coronations: Medieval and early modern monarchic ritual / ed. by J. M. Bak. — Berkeley : University of California Press, 1990. — Pp. 35–45.
11. Gregorius Turonensis Libri Historiarum X // MGH Scriptores Rerum Merovingicarum. Bd. 1. T. 1. Gregorii episcopi Tvronensis Libri Historiarum X / hrsg. von B. Krusch, W. Levison. — 2. Aufl. — Hannover, 1951.
12. Halsall G. Cemeteries and society in Merovingian Gaul: selected studies in history and archaeology, 1992-2009. — Leiden : Brill, 2010. — 417 pp. — (Brill’s series on the early Middle Ages ; 18).
13. Heather P. The western empire, 425-476 // The Cambridge Ancient History: Late Antiquity: Empire and successors, A.D. 425-600. Vol. 14 / ed. by A. Cameron, B. Ward- Perkins, M. Whitby. — Cambridge : Cambridge University Press, 2000. — Pp. 1–32.
14. James E. Childéric, Syagrius et la disparition du royaume de Soissons // Revue archéologique de Picardie. — 1988. — T. 3-4. — P. 9–12.
15. MacGeorge P. Late Roman warlords. — New York : Oxford University Press, 2002.— 347 pp.
16. O’Flynn J. M. Generalissimos of the Western Roman Empire. — Edmonton : University of Alberta Press, 1983. — 238 pp.
17. Pasquier E. Des recherches de la France. — A Paris : Iean Longis, & Robert le Mgnier, 1560.
18. Pellegrino N. From the Roman Empire to Christian Imperialism: The Work of Flavio Biondo // Chronicling History: Chroniclers and Historians in Medieval and Renaissance / под ред. S. Dale, A. W. Lewin, D. J. Osheim. — University Park, PA : Pennsylvania State University Press, 2007. — С. 273—298.
19. Périn P. A propos des publications récentes concernant le peuplement en Gaule à l’époque mérovingienne : la question francque // Archéologie Médiévale. — 1981. — T. 11. — P. 125–145.
20. Périn P., Feffer L.-C. Les Francs. T. 1. À la conquête de la Gaule. — Paris, 1987. —229 p.
21. Périn P., Kazanski M. Das Grab Childerichs I // Franken Wegbereiter Europas: vor 1500 Jahren: König Chlodwig und seine Erben / hrsg. von A. Wieczorek [u. a.]. — Mainz : P. von Zabern, 1996. — S. 173–182.
22. Reimitz H. History, Frankish Identity and the Framing of Western Ethnicity, 550850.— Cambridge : Cambridge University Press, 2015. — (Cambridge Studies in Medieval Life and Thought: Fourth Series).
23. Rouche M. Clovis : suivi de vingt et un documents traduits et commentés. — Paris : Fayard, 1996. — 611 p.
24. Van Dam R. Leadership and community in late antique Gaul. — Berkeley : University of California Press, 1985. — 350 pp.
25. Van Dam R. The Pirenne thesis and fifth-century Gaul // Fifth-century Gaul: A crisis of identity? / ed. by J. F. Drinkwater, H. Elton. — Cambridge, 1992. — Pp. 321–34.
26. Vivanti C. Les Recherches de la France d’Étienne Pasquier. L’invention des Gaulois // Les lieux de mémoire. T. 2.2 / sous la dir. de P. Nora. — Paris : La Nation, 1986. — P. 215–245.
27. Wallace-Hadrill J. M. The long-haired kings, and other studies in Frankish history. — New York : Barnes & Noble, 1962. — 261 pp.
28. Werner K. F. De Childéric à Clovis : antécédents et conséquences de la bataille de Soissons en 486 // Revue archéologique de Picardie. — 1988. — T. 3-4, n1. — P. 3–7.
29. Werner K. F. La ’conquete franque’ de la Gaule : Itineraires historiographiques d’une erreur // Bibliotheque de l’ecole des chartes / sous la dir. d’O. Guyotjeannin. — 1996. —oT. 154, n1 : Clovis chez les historiens. — P. 7–46.
30. Werner K. F. Les Origines. — Paris : Librairie Arthème Fayard, 1984. — 540 p. —(Histoire de France ; 1).
31. Williams S., Friell G. Theodosius: The Empire at Bay. — New Haven : Yale University Press, 1995.
32. Казанскии М. М., Перен П. «Королевские» и «вождеские» погребения раннемеровингского времени в Галлии: состояние исследовании // Краткие сообщения института археологии. — 2014. — No 234. — С. 262—286.
33. Старостин Д. Н. Возникновеник королевства франков в контексте взаимоотношении Римскои империи и варваров: Хильдерик и проблемы легитимности первых меровингских правителеи // Проблемы социальнои истории и культуры Средних веков и раннего Нового времени. — СПб., 2015. — Т. 12. — С. 70—84.
34. Старостин Д. Н. Захват франками Галлии: Византиискии взгляд //Byzantinoslavica. — 2016. — Т. 74, 1-2.
35. Старостин Д. Н., Кулешова Е. В. Проблема прихода к власти Меровингов втрудах французских эрудитов XVI в. сквозь призму истории о Хильдерике // Молодои ученыи. — 2015. — Т. 13. — С. 551—556.
36. Старостин Д. Н., Кулешова Е. В. Французские историки XVI в. о начале истории королевства франков: публикация глав о приходе к власти короля Хильдерика (ум. 481/482) из сочинении Бернара Дюгаияна (1535-1610) и Клода Фоше (1530-1602) // Молодои ученыи. — 2015. — Т. 17. — С. 402—412.
